Мой серебряный шар. Леонид Утесов (Елена Гудиева) [2004 г., TVRip]

Мой серебряный шар. Леонид Утесов
Год выпуска: 2004
Продолжительность: 43:58
Режиссер: Елена Гудиева
Автор и ведущий: Виталий Вульф
Леонид Утесов — это не просто артист, музыкант, певец…
Это целый символ того времени… И тем не менее советская действительность и на него наложила свое кривое зеркало.
Он прожил счастливую жизнь — окруженный заботами горячо любимой жены. У него было много друзей. Но самое главное — он получил признание и любовь народа, для которого пел и творил…
Качество: TVRip
Формат: AVI
Видео кодек: XviD
Аудио кодек: MP3
Видео: 624х464; 4:3; 25 fps; Битрейт: 1359 Kbps; Фактор качества: 0.19 b/px
Аудио: MP3; 48000; 2 канала; Битрейт: 101 Kbps
Дополнительно: Вопросы, пожелания и тд — через личку.«Златые пни моей весны»Осип Вайсбейн жил, что называется, с порта — купить-продать. Маклер, одним словом. Семья — жена и пять человек детей. «Главное, что интересно, — говорил господин Вайсбейн приятелям, таким же мелким торговцам, — они все хотят кушать. И что характерно, каждый день и не по одному разу!»
…Ледя, его любимец, его младшенький, лежал на лестничной площадке под дверью соседа Горшберга. Но когда встревоженный отец склонился над ним, он еще плотнее прижался щекой и ухом к нижней щели и прошептал:
— Тише. Сейчас он опять…
Из-за двери послышались звуки скрипки.
Вспоминая свое детство, Леонид Утесов не без основания полагал, что фонограф соседа Горшберга в сочетании с изобретением оригинального способа слушания оказали особое влияние на всю его последующую артистическую жизнь.
«Папа тоже любил музыку, хотя и не лежал рядом со мной под дверью у Горшберга. Когда приходили гости, он ласковым тихим голосом говорил: «Ледичка, а ну-ка!» Я уже знал, что должен петь арию Ленского. В фонографе не очень четко были слышны некоторые слова, так я пел, как слышал: «Куда, куда вы увалились, златые пни моей весны?» И эти «пни» приносили солидный гонорар: за исполнение папа давал мне три копейки — для начинающего певца немалый гонорар. Правда, в то время я еще не знал, как разнообразно его можно истратить. Я еще ни о чем не мечтал».
Когда Леде исполнилось восемь лет, его определили в коммерческое училище Файга. Но грызть гранит коммерческой науки ему было совсем неинтересно.
Другое дело — музыка. Ледя играл в файговском симфоническом оркестре на скрипке, в оркестре народных инструментов — на гитаре и балалайке-пикколо. Но любимым занятием будущего народного артиста была песня.
«Особенность моего исполнения, — вспоминал Утесов, — заключалась не столько даже в манере пения, сколько в слезах, которые градом катились из моих глаз: мне было мучительно жаль соловья. Слушатели поднимались со своих мест, подходили к самой эстраде, восторженно и удивленно смотрели на рыдающего «соловья». А у меня тогда и мысли не было, что когда-нибудь пение песен на эстраде станет моей профессией…»
Увы, прогулы и хулиганские выходки (а Ледя был тот еще хулиган!) привели к тому, что в конце концов его вышибли из коммерческого училища. Вышибли с треском, без права восстановления. Он, кстати, стал первым и единственным, кого исключили за всю тридцатилетнюю историю училища.Как Лазарь Вайсбейн стал Леонидом УтесовымОднажды Ледя Вайсбейн загорал на Ланжероне в компании одесских актеров. Рядом с ним растянулся на песке артист Скавронский, его давний знакомец.
— Слушайте, Ледя, хотите заработать два рубля?
Сумма была значительной, и Ледя быстро спросил:
— Скорее скажите, как это сделать?
— Сыграйте со мной миниатюру «Разбитое зеркало».
Ледя прекрасно знал эту нехитрую мимическую сценку. Офицерский денщик случайно разбивает большое зеркало. Входит офицер. Опасаясь наказания, денщик встает в раму и в точности повторяет все движения своего хозяина…
— Вайсбейн… — тем временем рассуждал Скавронский. — Никак не хочу обидеть вашего почтенного батюшку, но… Для любой другой профессии — пожалуйста. Но не для артиста. Что-то в «Вайсбейне» этакое… Старческое… В пыльном сюртуке и потрескавшихся штиблетах…
Мысль закрутилась. Ледя сразу решил, что нужно придумать такую фамилию, которой ни у кого нет.
«Я бы охотно стал Скаловым, но в Одессе уже был актер Скалов. Тогда, может быть, стать Горским? Но был в Одессе и Горский. Были и Горев, и Горин — чего только не было в Одессе! Но кроме гор и скал должны же быть в природе какие-нибудь другие возвышенности. Холм, например. Может быть, сделаться Холмским или Холмовым? Нет, в этом есть что-то кладбищенское — могильный холм… Что есть на земле еще выдающееся? — мучительно думал я, стоя на Ланжероне и глядя на утес с рыбачьей хижиной. Боже мой, утесы, есть же еще утесы! Я стал вертеть это слово и так и этак. Утесин? Не годится — в окончании есть что-то простоватое, мелкое, незначительное… Утесов? — мелькнуло у меня в голове. Да, да! Утесов! Именно Утесов!»
Так навсегда исчез Вайсбейн и родился Утесов. Тоже навсегда.Схватил бога за бородуПосле оглушительного успеха «От трагедии до трапеции» Утесова пригласили на гастроли за границу. Главное впечатление этой поездки — знакомство с джазом.
«Глядя на свадебную манеру поведения музыкантов, на их умение выделиться на миг из общей массы оркестра, предстать индивидуальностью, я подумал: вот что мне нужно сегодня. И, наверное, нужно было всегда. Музыка, соединенная с театром, но не заключенная в раз и навсегда найденные формы. Свободная манера музицирования, когда каждый участник в границах целого может дать волю своей фантазии. Именно в таком вот джазе, если, конечно, его трансформировать, сделать пригодным для нашей эстрады, могли бы слиться обе мои страсти — к театру и к музыке».
С этого момента Утесова полностью захватила идея создания своего джаз-оркестра. Ему удалось уговорить лучшего трубача Ленинградской филармонии Якова Скоморовского, с помощью которого были найдены тромбонист Иосиф Горшкович и контрабасист Николай Игнатьев. Всего в оркестре собралось десять человек: три саксофона (два альта и тенор), две трубы, тромбон, рояль, контрабас, ударная группа и банджо.
«Я требовал от них, чтобы они были не только музыкантами, но хоть немного актерами. Однако, если надо было сказать несколько слов, немного спеть, даже просто подняться с места, как тяжело они на это соглашались! Никогда не забуду, как милый, добрый Ося Горшкович ни за что не хотел опуститься на одно колено и объясниться в любви… даже не своим голосом, а голосом тромбона. Как он протестовал, как сопротивлялся, даже сердился, говоря, что не для того кончал консерваторию, что это унижает его творческое достоинство, наконец, просто позорит его».
Когда на первом же представлении этот трюк необыкновенно понравился зрителям, Горшкович стал упрашивать Утесова и в других музыкальных пьесах придумывать нечто подобное.
Первое выступление утесовского джаза состоялось 8 марта 1929 года. Сказать, что публика была в восторге, — ничего не сказать.
«Я знал успех, — скажет после выступления Утесов, — но именно в этот вечер я понял, что схватил «бога за бороду». Понял, что с этой дороги не сойду никогда».«А ну давай не задерживай, бугай»Однажды после очередного выступления в гримерную к Утесову зашел тогдашний руководитель советской кинематографии Б. Шумяцкий и предложил снять фильм-спектакль.
Утесов выдвинул условие: сценаристом и композитором картины будут Н. Эрдман и И. Дунаевский. А вот кандидатуру В. Лебедева-Кумача как автора текста песен партийный функционер не захотел даже обсуждать. Он просто не знал такого поэта.
В результате поэтические назначенцы товарища Шумяцкого выдали следующий шедевр:
А ну давай поднимай выше ноги,
А ну давай не задерживай, бугай.
Остается только гадать, как Утесову удалось это пропеть?! Но в душе он, по образному выражению Бабеля, «затаил некоторое хамство».
«Хотя все уже было снято, пропето и записано, я тайно от всех встретился с Лебедевым-Кумачом и попросил его написать стихи, которые соответствовали бы характеру Кости Потехина. И особенно просил его позаботиться о рефрене — чтобы никаких бугаев! И он написал ставшие знаменитыми слова «Марша веселых ребят»:
Нам песня строить и жить помогает,
Она, как друг, и зовет и ведет.
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет».
Советский зритель еще не видел картины, а «Литературная газета» уже крепко ударила: мол, «Веселые ребята» в подметки не годятся прекрасному фильму «Чапаев». Композитор М. Коваль вопрошал: «Почему в наше время дебоширующие оркестранты, драчуны, возглавляемые лихим маэстро-пастухом, изображаются как коллектив «Дружба», как «веселые ребята», как люди, которые «с песней не погибнут никогда?» Поэт А. Безыменский обвинил создателей фильма в плагиате: якобы «Марш веселых ребят» похож на песню мексиканских повстанцев…
Вполне возможно, что Утесова с Дунаевским и Лебедевым-Кумачом затоптали бы всмерть, но… Фильм видел Сталин. И одобрил. И смеялся. А потому по зарвавшейся «Литературке» дала залп «Правда»: «Чудовищное обвинение чуть не в плагиате режиссера Александрова и композитора Дунаевского ни на чем не основано и опровергнуто авторитетной комиссией ЦК профсоюза киноработников. Пора прекратить эту беспринципную травлю».«Напрасно старушка ждет сына домой…»Первое почетное звание — заслуженный деятель искусств республики — Утесову присвоили в 1942 году. Джаз-оркестр РСФСР, так теперь именовался его коллектив, отправляется на Калининский фронт, где идут кровавые, затяжные бои за город Ржев. Немцы, узнав, что вблизи русской передовой линии появился популярный советский певец, начали крутить через мощные усилители «Раскинулось море широко…» в первоначальном, классическом утесовском исполнении. Причем не всю песню, а последний куплет:
Напрасно старушка ждет сына домой.
Ей скажут, она зарыдает…
После чего немецкий пропагандист кричал:
— Рус! Слушай: «Напрасно старушка ждет сына домой…»
И пластинка крутилась вновь. Утесов был в ярости: «Вот сволочи! Какую песню портят, мерзавцы…» Ночью наши бойцы забросали вражеский блиндаж с усилителем гранатами. Немцы, не ожидавшие такого эффекта, крыли на чем свет стоит загадочную славянскую душу.
За время войны джаз-оркестр Утесова дал на фронтах более 500 концертов. Музыканты собрали деньги на два истребителя, которые с легкой руки Леонида Осиповича назвали «Веселые ребята».
9 мая 1945 года Л. Утесов с оркестром в полном составе выступали на площади Свердлова в Москве.
«То, что происходило в эти часы на эстрадах, не умещалось в понятие «концерт». Артисты были, скорее, запевалами веселья. Нас со всех сторон окружали люди с сияющими глазами — пели мы, пели они, вся Москва превратилась в поющий город…»Терпел… ничего другого не оставалосьОтгремели победные салюты, и вновь недоброжелатели и хулители принялись за Утесова. Чем только он не наполнял свои программы, какие только идеологически выверенные сюжеты не выстраивал! Все без толку. Но больнее всего ранили его критические стрелы, направленные против дочери Эдит. Казалось бы, что здесь такого — дочь выступает вместе с отцом. Зритель это любит. Зрителю всегда интересна личная жизнь артиста. Если у него есть дети, зритель хочет знать, кто они, и вообще их видеть. Пожалуйста — очень красивая девушка, пластична, прекрасно держится на сцене, удивительно артистична — училась в театральной студии Рубена Симонова, музыкальна. Что еще надо? Бог знает… И шпыняли отца: «Развели, понимаешь, семейственность. Терпите». И он терпел — ничего другого не оставалось. Надо было работать. И при этом сочетать свои собственные художественные устремления с партийными установками, например такой: «Не развлекательная музыка, а массовая, общественно-политическая песня, не танец, а уличный марш!»
В начале 50-х в оркестре ходили упорные слухи, что Л. Утесова награждают Сталинской премией. Но, увы, когда список награжденных был опубликован, его фамилии там не оказалось. Говорили, что сам Сталин в последний момент вычеркнул его и вставил кого-то другого.Так это было или не так, но с эстрады Утесов нет-нет да и вставлял: «Я никогда не был лауреатом, я всегда был только артистом».